Плонский Александр - Бермудский Треугольник На Бульварном Кольце
Александр Филиппович ПЛОНСКИЙ
БЕРМУДСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК НА БУЛЬВАРНОМ КОЛЬЦЕ
Фантастический рассказ
Вот что рассказывал мой дед, Леонид Вадимыч Фиников. Я упоминаю его
имя, чтобы меня не обвинили в плагиате.
Дед утверждал, будто эта история случилась с отцом его институтского
товарища Саввой Саввичем Данилкиным. Однако не исключено, что старик ее
выдумал или, еще хуже, где-нибудь вычитал. В случае чего с претензиями
обращайтесь к нему, если, конечно, согласитесь оказаться там, где он
сейчас пребывает.
...Шла война.
Савва Саввич Данилкин работал в одном из наркоматов (потом их
переименовали в министерства). Освобождался он чаще всего далеко за
полночь. И в тот раз тоже отправился домой, когда стрелки часов показывали
четверть второго.
Улицы Москвы были темны и пустынны. В лунном свете поблескивали
аэростаты воздушного заграждения, похожие на сгустившиеся серебристые
облака. Черноту окон крест-накрест рассекали полоски газетной бумаги,
Савва Саввич вышел на Бульварное кольцо и стал поджидать редкий в
ночную пору трамвай - литер "А", или, как предпочитали говорить москвичи,
"Аннушку".
Подкатил вагон. Он был почти пуст. В тусклом свете синей лампочки
Данилкин разглядел кондуктора - пожилую женщину в платке, ватнике и
нитяных перчатках с отрезанными пальцами. Кондуктор распекала
единственного пассажира.
- На дармовщину решил прокатиться, а? Меня этими штучками не
провести: знаешь, что с сотенного у меня сдачи не наберется! Гони тридцать
копеек, понял?!
Пассажир растерянно оправдывался:
- Я не имею... как это сказать по-русски... ме-ло-чи. Я не успел
делать размен...
"Иностранец, - догадался Савва Саввич. - Конечно же, иностранец: в
таких пальто из шотландки у нас никто не ходит. И чемодан с наклейками,
фибровый... А наши фанерные с металлическими уголками..."
Сам Данилкин был одет как многие - в поношенную шинель, из-под
которой виднелась безрукавка на меху (приближалась зима), а за ней
полувоенный френч. На голове - не модная, с большими полями, шляпа, как у
иностранца, а защитного цвета фуражка, на ногах - порядком разбитые
сапоги.
"Нехорошо выходит... - продолжал размышлять Данилкин. - Союзник,
может быть, даже дипломат, а кондукторша... Что он подумает?!"
- Дайте два билета, на меня и на него, - он кивнул в сторону
иностранца. - И придержите язык, мамаша.
Данилкин протянул билет иностранцу и сел к окну с намерением
подремать до своей остановки, не обращая внимания на язвительные реплики о
добрячках, которых еще нужно проверить в соответствующем месте, и буржуях,
зажавших второй фронт, да еще выгадывающих на трамвайных билетах. Двадцать
минут дремы были наслаждением, и Савва Саввич не хотел его лишаться из-за
какой-то склочной старухи. Он не боялся проспать: тикавшие в мозгу часы
действовали безотказно...
Но иностранец уселся рядом.
- Я ваш... как это... дебитор... Обязательно буду погашать долг.
- Пустое, - ответил Данилкин. - Тридцать копеек сейчас не деньги.
Он закрыл глаза и привалился головой к окну. Иностранец же продолжал
бубнить, что это долг чести, и если его лишат возможности расплатиться, то
ему будет в высшей степени неприятно.
Данилкин молчал. Продремав четверть часа, инстинктивно разомкнул
глаза, когда трамвай затормозил на его остановке. Вспомнив в последний
момент об иностранце, он обернулся на ступеньке и крикнул:
- Гуд бай, мистер!
Но тот выскочил следом.
- О-о, вы говорите по-английски!
Савва Саввич по-английски не говорил, и вообще ему было не до
разговоров. О