Погодин Радий Петрович - Бабник Голубев
Радий Петрович ПОГОДИН
БАБНИК ГОЛУБЕВ
Рассказ
Ресницы у Аллы Андреевны были синими, тени вокруг глаз зелеными,
отчего взгляд ее казался оранжерейно-таинственным, ускользающим, как блик
в подвижной листве.
Алла Андреевна стояла с охапкой спецификаций на табурете перед
высоким стеллажом. Правую ногу она поставила на полку для упора. А на
юбочке разрез большой. А в разрезе нога цвета чуть загорелого женского
тела.
Он подумал: "Это не нога - это орден".
Она сказала:
- Пожалуйста, помогите.
Он подошел, схватил ее ногу.
Она улыбнулась.
- Не нужно держать мою ногу. Подержите папки.
Он отпустил ее ногу, взял тяжеленные папки - спецификации.
- Пожалуйста, подавайте мне по одной, - сказала она. - Вы о чем
задумались?
- Насчет ужина. Знаете, такого, с легким вином.
Взгляд Аллы Андреевны стал как зеленое половодье, но ответ,
показалось Голубеву, был уклончив:
- Поздно, милый.
- Как поздно? Еще середина дня. - Его поразило слово "милый". Так
говорят идиотам, а он все-таки инженер, кандидат наук.
- Поздно вы догадались. Вы у нас который день?
- Девятый.
- Видите, сколько дней мы без ужина. А завтра, как мне известно, вы
уезжаете. Кстати, еще ни один разработчик не оставался у нас за
собственный счет на денек-два. Потанцевать...
Алла Андреевна все еще стояла на табурете на одной ноге - и разрез на
юбочке, и юбочка без единой морщинки, и глаза у Аллы Андреевны, как
таинственные цветы - орхидеи.
Голубев слыл в своем учреждении бабником. Обаятельность этому его
свойству придавало его холостое гражданское состояние. Он был решителен,
мог позволить себе многое и все же остаться на день-два сверх срока
командировки не мог. И не по причине скупости, якобы присущей холостякам,
- он зашивался. Он иногда думал: "Почему у нас все, как один, зашиваются?"
Ответа на этот вопрос у него не было.
- Хорошо, - сказала Алла Андреевна. - Куда вы меня поведете?
- В "Север".
- Вы водили туда в прошлый приезд Дину Федоровну из пятой
лаборатории.
- Это была ошибка! Так сказать, сослепу.
Алла Андреевна спрыгнула с табурета.
- Пойдем в "Эвридику". - Она улыбнулась, словно в оранжерее включили
дополнительное освещение. От волос ее пахло морем и гиацинтами.
Ресторан был расположен на берегу, среди сосен. Ни позади него, ни
сбоку не громоздилась тара, которую позабыли вывезти. Настроение создавали
аллеи крымского можжевельника, замшелые валуны и клумбы ярко-красной
сальвии, как распахнутые люки в ад. И шуршание гальки.
"Эвридикой" ресторан назывался потому, что в нем в перерывах, когда
замолкал оркестр и молоденькая певица переставала что-то творить под Аллу
Борисовну Пугачеву, метрдотель включал голос покойной Анны Герман.
Сделав заказ, Голубев пригласил Аллу Андреевну на танец.
- Что-то вы гоните, - сказала она.
- А зачем сидеть, мучить улыбками щеки, если нам нравится танцевать.
Нам нравится танцевать?
- Нравится. - Алла Андреевна тряхнула ароматными волосами, пощекотав
его губы, она как раз доходила росточком ему до подбородка - Голубев был
невысок - метр семьдесят. Будь он хотя бы метр восемьдесят, среди бабников
своего института выбился бы на первое место.
Голубев прижал Аллу Андреевну к груди, как букет. Она и была как
букет - некоторые женщины умеют превращать рабочий наряд в праздничный тем
малым, что имеется у них в сумочке.
В гостиницу к нему они и не пытались пойти - поздно.
Голубев подсчитал на микрокалькуляторе, сколько по всей стране
дежурит образованных людей в три смены с единственной целью - не пу