Погодин Радий Петрович - Возраст Выносливых И Терпеливых
Радий Петрович ПОГОДИН
ВОЗРАСТ ВЫНОСЛИВЫХ И ТЕРПЕЛИВЫХ
Из книги "Ожидание"
Генька, Лёшка Хвальба, Шурик Простокваша, девчонка Люциндра и
Вандербуль сидели на трансформаторной будке. Они морщили лбы,
сосредоточиваясь на единой высокой мысли. Выпячивали подбородки,
отяжелевшие от несгибаемой воли. Они говорили:
- Геракл - это сила.
- Чапаев... Чапаев тоже будь здоров.
На дверях трансформаторной будки череп и кости.
Ромул основал Рим, когда ему было всего двадцать лет. Князь Александр
в двадцать лет уже стал Александром Невским. Двадцать лет - это возраст
героев. Десять лет - это возраст отважных, выносливых и терпеливых.
Генька, у которого не было клички, дёргал носом и кривился.
- Асфальтом воняет, - сказал он, чихнув. - А мне вчера зуб выдрали.
Люциндра отворила рот и засунула туда палец.
- Во, и во, и во... мне их сколько вырвали.
- Тебе молочные рвали. Молочный зуб в мясе сидит. Настоящий - прямо
из кости растёт. Иногда даже челюсть лопается, когда настоящий рвут. Я
видел, как один военный упал в обморок, когда ему зуб дёрнули.
Подполковник, вся грудь в орденах.
- Я бы не упал. Я ещё и не такое терпел, - самозабвенно похвастал
Лёшка Хвальба.
- А ты попробуй, - сказала Люциндра.
- Нашла дурака.
Вандербуль глядел в Лёшкины выпуклые глаза. Что-то затвердело у него
внутри. Все предметы во дворе стали вдруг мельче, отчётливее, они как
будто слегка отодвинулись. И Лёшка отодвинулся, и Люциндра. В глазах у
Люциндры отражаются Генька и Шурик. Руки у Вандербуля стали лёгкими и
горячими. Такими горячими, что защипало ладони.
- Я вырву, - сказал Вандербуль.
- Ты?
- А неужели ты? - сказал Вандербуль.
Он спрыгнул с трансформаторной будки и, прихрамывая, пошёл к
подворотне.
Ребята посыпались за ним.
В подворотне Генька остановил их.
- Пусть один идёт.
- Соврёт, - заупрямился Лёшка Хвальба.
Шурик Простокваша заметил:
- Как же соврёт? Если зуб не вырвать, он целым останется.
- Вот похохочем, - засмеялся Лёшка Хвальба. - Выставляться
перестанет. И чего выставляется?
Вандербуль шёл руки за спину, как ходили герои на казнь, до боли
сдвинув лопатки. Он ни о чём не думал. Шёл почти не дыша, чтобы не
растревожить жёсткое и, наверно, очень хрупкое чувство решимости.
Когда он скрылся в уличной разноцветной толпе, Лёшка Хвальба подтянул
обвислые трикотажные брюки.
- Вернётся. Как увидит клещи, так и... - Лёшка добавил несколько
слов, из которых ясно, что делают люди в минуту страха.
Люциндра от него отодвинулась. Сказала:
- Дурак.
- Не груби, - Лёшка нацелился дать Люциндре щелчка в лоб.
Генька, у которого не было клички, встал между ними. С Генькой
спорить небезопасно - Лёшка повернулся к нему спиной.
- Простокваша, пойдём, я тебя обыграю во что-нибудь.
* * *
Вандербуль шагал вдоль домов. Дождь блестел у него на ресницах.
Мелкий дождь не льётся, он прилипает к щекам и к одежде.
Люди вежливы и болезненно самолюбивы. Всему виной деликатная мелочь -
одежда. Чем дороже одежда, тем обидчивее её хозяин: жаль себя, жаль денег,
жаль надежд, возлагаемых на хороший костюм.
Вандербулю дождь нипочём. Он его даже не замечает, только губы
солёные.
Девушки, странный народ, улыбаются ему. Им смешно, что идёт он под
мелким дождём на подвиг - такой отрешённый и светлый.
- Эй!
Вандербуль споткнулся, почувствовал вкус языка.
- Смотри под ноги.
В мокром асфальте перевёрнутый мир. Человек в люке проверяет
телефонные кабели.
И вдруг засветились пятнами лужи, мелкий дождь засверкал и растаял -
на землю хлынуло
