Подгорный Сергей - Мексиканский Гриб
Сергей Подгорный
Мексиканский гриб
С Петром Ивановичем Крохиным мы жили в одном подъезде большого дома,
построенного года за два до событий, о которых рассказываю. Его квартира
была этажом выше, и балкон располагался как раз над нашим. Это не
второстепенная подробность: будь по иному, я мог бы с Крохиным и не
познакомиться. Тут дело было не только в том, что в свои двадцать шесть он
- уже кандидат наук - работал над докторской диссертацией...
Знакомство с Петром Ивановичем произошло в августовскую ночь. Было
полнолуние, и я разглядывал в подзорную трубу Луну. Крохин всегда ложился
спать поздно, порой, проснувшись ночью, я слышал над головой его шаги; он
вышел на балкон покурить, лег грудью на перила, глянул вниз и увидел меня.
- И хорошо видно? - вдруг вздрогнул я от насмешливого голоса сверху.
- Нормально... - растерянно, хоть и небрежно, ответил я, тут же
почувствовав, что краснею.
"Чего это?.." - подумал с досадой, а догадавшись, покраснел еще больше,
испытывая некоторое облегчение лишь оттого, что темно и он этого видеть не
может; по его тону мне показалось, что Крохин решил: я в подзорную трубу
подглядываю в чужие окна. Я закипел от злости, подыскивая, что бы ответить
бесцеремонному пижону с верхнего балкона, но, к счастью, не успел: Крохин
меня вновь ошарашил.
- И какие мысли вам приходят, когда смотрите на Луну? - спросил он со
скрываемым интересом.
- Мысли?.. - растерянно переспросил я.
- Вот именно.
Знакомство вскоре перешло в дружбу, нам обоим необходимую. Почему мне,
тогда еще школьнику, - пояснений не требует, но вот почему ему?..
Крохину, оказывается, как воздух, нужен был собеседник, знающий о Мире
ровно столько, чтобы еще не возникла иллюзия, что больше знать и не надо,
чтобы не появились предвзятые убеждения, одержимый любопытством и
стремлением постичь окружающие тайны, до болезненности чувствительный к
необычному и новому в море знакомого и привычного.
Крохин принадлежал к людям, не утрачивающим с возрастом и увеличением
суммы знаний свежести взгляда на окружающее. Он был мощным генератором
необычных точек зрения, идей, гипотез; духовный мир его был пронизан ими,
они являлись его движущей силой. Но идеи или гипотезы особенно быстро
развиваются и зреют (или обнаруживают несостоятельность) именно в процессе
их обсуждения с кем-то, и необязательно, чтобы этот кто-то был специалист,
- гораздо важнее другое.
Именно поэтому даже молодые коллеги Крохина по Институту молекулярной
биологии не могли составить мне конкуренцию, хотя уже _отстоявшимися_
идеями Крохин делился с ними.
Обычно часов после девяти вечера Крохин по телефону звонил мне, и я,
втайне нетерпеливо ожидающий этого звонка, поднимался в его квартиру.
- Здравствуйте, здравствуйте, Федор Ильич, - с шутовским почтением
встречал меня на пороге Крохин. - Проходите, сделайте одолжение...
Я смущенно отвечал в ответ:
- Здравствуйте, Петр Иванович... - разувался и проходил в его кабинет.
Отец Крохина, работавший конструктором на машиностроительном заводе,
был человеком до крайности деликатным, умевшим совершенно не привлекать к
себе внимание без надобности. Порой я вспоминал о его присутствии, лишь
когда он звал нас выпить по чашке кофе. Но когда это бывало нам с Петром
Ивановичем необходимо, он входил в наш спор свободно и органично, держась
при этом с неброским, но врожденным, даже чуть чопорным достоинством.
Обращение ко мне по имени-отчеству, почтительность, за которой не
скрывалась особо ироничность, временами на